Доуэль неожиданно замолк, так как вспомнил о том, что в известной степени подкрепляло предположение Ларе.
Артур сам присутствовал при некоторых опытах своего отца. Профессор Доуэль вливал в сосуды погибшей собаки нагретую до тридцати семи градусов Цельсия питательную жидкость с адреналином – веществом, раздражающим и заставляющим их сокращаться. Когда эта жидкость под некоторым давлением попадала в сердце, она восстанавливала его деятельность, и сердце начинало прогонять кровь по сосудам. Мало-помалу восстанавливалось кровообращение, и животное оживало.
«Самой важной причиной гибели организма, – сказал тогда отец Артура, – является прекращение снабжения органов кровью и содержащимся в ней кислородом».
«Значит, так можно оживить и человека?» – спросил Артур.
«Да, – весело ответил его отец, – я берусь совершить воскрешение и когда-нибудь произведу это „чудо“. К этому я и веду свои опыты».
Оживление трупа, следовательно, возможно. Но возможно ли оживить труп, в котором тело принадлежало одному человеку, а голова – другому? Возможна ли такая операция? В этом Артур сомневался. Правда, он видел, как отец его делал необычайно смелые и удачные операции пересадки тканей и костей. Но все это было не так сложно, и это делал его отец.
«Если бы мой отец был жив, я, пожалуй, поверил бы, что догадка Ларе о чужой голове на теле Анжелики Гай правдоподобна. Только отец мог осмелиться совершить такую сложную и необычайную операцию. Может быть, эти опыты продолжали его ассистенты? – подумал Доуэль. – Но одно дело оживить голову или даже целый труп, а другое – пришить голову одного человека к трупу другого».
– Что же вы хотите делать дальше? – спросил Доуэль.
– Я хочу разыскать эту женщину в сером, познакомиться с ней и раскрыть тайну. Вы поможете мне в этом?
– Разумеется, – ответил Доуэль.
Ларе крепко пожал ему руку, и они начали обсуждать план действий.
Через несколько дней Ларе был уже знаком с Брике, ее подругой и Жаном. Он предложил им совершить прогулку на яхте, и предложение было принято.
В то время как Жан и Рыжая Марта беседовали на палубе с Доуэлем, Ларе предложил Брике пройти вниз осмотреть каюты. Их было всего две, очень небольшие, и в одной из них стояло пианино.
– О, здесь даже есть инструмент! – воскликнула Брике.
Она уселась у пианино и заиграла фокстрот. Яхта мерно покачивалась на волнах. Ларе стоял возле пианино, внимательно смотрел на Брике и обдумывал, с чего начать свое следствие.
– Спойте что-нибудь, – сказал он.
Брике не заставила себя упрашивать. Она запела, кокетливо поглядывая на Ларе. Он ей нравился.
– Какой у вас… странный голос, – сказал Ларе, испытующе глядя в ее лицо. – В вашем горле как будто заключены два голоса: голоса двух женщин…
Брике смутилась, но, быстро овладев собой, принужденно рассмеялась…
– О да!.. Это у меня с детства. Один профессор пения нашел у меня контральто, а другой – меццо-сопрано. Каждый ставил голос по-своему, и вышло… притом я недавно простудилась…
«Не слишком ли много объяснений для одного факта? – подумал Ларе. – И почему она так смутилась? Мои предположения оправдываются. Тут что-то есть».
– Когда вы поете на низких нотах, – с грустью заговорил он, – я будто слышу голос одной моей хорошей знакомой… Она была известная певица. Бедняжка погибла при железнодорожном крушении. Ко всеобщему удивлению, ее тело не было найдено… Ее фигура чрезвычайно напоминает вашу, как две капли воды… Можно подумать, что это ее тело.
Брике посмотрела на Ларе уже с нескрываемым страхом. Она поняла, что этот разговор ведется Ларе неспроста.
– Бывают люди, очень похожие друг на друга… – сказала она дрогнувшим голосом.
– Да, но такого сходства я не встречал. И потом… ваши жесты… вот этот жест кистью руки… И еще… Вы сейчас взялись руками за голову, как бы поправляя пышные пряди волос. Такие волосы были у Анжелики Гай. И так она поправляла капризный локон у виска… Но у вас нет длинных локонов. У вас короткие, остриженные по последней моде волосы.
– У меня раньше были тоже длинные волосы, – сказала Брике, поднимаясь. Ее лицо побледнело, кончики пальцев заметно дрожали. – Здесь душно… Пойдемте наверх…
– Погодите, – остановил ее Ларе, также волнуясь. – Мне необходимо поговорить с вами.
Он насильно усадил ее в кресло у иллюминатора.
– Мне дурно… Я не привыкла к качке! – воскликнула Брике, порываясь уйти. Но Ларе как бы нечаянно коснулся руками ее шеи, отвернув при этом край колье. Он увидел розовевшие рубцы.
Брике пошатнулась. Ларе едва успел подхватить ее: она была в обмороке.
Художник, не зная, что делать, брызнул ей в лицо прямо из стоявшего графина. Она скоро пришла в себя. Непередаваемый ужас засветился в ее глазах. Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга. Брике казалось, что наступил час возмездия. Страшный час расплаты за то, что она присвоила чужое тело. Губы Брике дрогнули, и она чуть слышно прошептала:
– Не губите меня!.. Пожалейте…
– Успокойтесь, я не собираюсь губить вас… но я должен узнать эту тайну. – Ларе поднял висевшую как плеть руку Брике и сильно сдавил ее. – Признайтесь, это не ваше тело? Откуда оно у вас? Скажите мне всю правду!
– Жан! – попыталась крикнуть Брике, но Ларе зажал ей рот ладонью, прошипев в самое ухо: